ГИТИС снова в опасности

Театральному образованию России нанесут серьезный удар, а отечественная наука о театре, скорее всего, будет просто уничтожена

В феврале Госдума собирается принять новый закон об образовании, сотворенный в недрах ведомства министра Фурсенко. Мне трудно судить о содержании закона в целом, но с уверенностью могу сказать: когда он будет принят, художественному образованию в России будет нанесен сокрушительный, может быть, непоправимый удар. Наша театральная школа, складывавшаяся десятилетиями и являющая собой уникально целостную систему, если не рухнет немедленно, то подвергнется риску постепенного уничтожения. То, что традиционно составляло предмет национальной гордости; то, благодаря чему в наши театральные вузы приезжали учиться со всего света, неизбежно будет утрачено. 

Спору нет, в нашей школе многое устарело, стало архаическим реликтом казенной советской культуры, многое, очень многое нуждается в существенных переменах. Но ведь не в таких, которые могут нанести непоправимый ущерб делу.

Много ли самонадеянная команда Фурсенко понимает в традициях и принципах художественного образования, судьбу которого она взялась решать? Почему важнейший для целой отрасли культуры документ готовился в кабинетной тиши, почему авторы закона отказались от обсуждений в сколько-нибудь широком кругу профессионалов? Почему ученый совет ГИТИСа узнал о положении дел в самом конце декабря, когда проект закона был уже принят в первом чтении, а окончательное решение примут уже в феврале?

Все эти «почему», разумеется, риторические: разве у нас бывает иначе? 

Однажды, впрочем, два министерства — образования и культуры — решили позвать на совещание по готовящейся реформе известных людей искусства, педагогов художественных вузов. И, судя по всему, тут же раскаялись в этом. Проект их реформы был с грохотом отвергнут и разгромлен. Начальству пытались объяснить, что механически подгонять воспитание живописцев, музыкантов, актеров, режиссеров под общий ранжир с инженерами и химиками, ломать переходящие из поколения в поколение принципы художественной педагогики — чистое безумие. При этом никто не отрицал необходимость серьезных, а то и радикальных перемен. Начальство тут же заметалось, оробело и, казалось, пошло на попятный. И сделало вывод: впредь не стоит обременять себя дискуссиями с профессионалами, нужно поставить их перед готовым фактом. Что и было с успехом сделано.

Не могу судить, как грядущие перемены скажутся на жизни технических вузов; допускаю, что самым благодетельным образом, но для художественного образования они губительны.

Скажу лишь о том, что касается театрального образования и, еще конкретнее, — нашего РАТИ—ГИТИСа.

Согласно новому закону, статус академий отменяется, сохраняются две категории учебных заведений — университет и институт. Дело, разумеется, не в названии, никто не держится за слово «академия», мне оно и прежде не нравилось. Дело в ином. ГИТИСу грозит перспектива стать «институтом», что в новой системе координат означает превращение вуза во что-то вроде техникума. Все, что делает ГИТИС действительно высшим учебным заведением, а в сущности — давно сложившимся театральным университетом, единственной в мире школой, в которой готовят специалистов почти всех театральных профессий, — все это ставится теперь под угрозу. Лежащая в основании нашей актерской школы идея воспитания художественной личности, программа всестороннего гуманитарного образования театральных практиков могут уступить место прагматическому натаскиванию учеников на утилитарный набор приемов, которые, возможно, хороши для халтурных антреприз и сериалов, но непригодны в настоящем театре. О том, чем грядущие перемены грозят подготовке режиссеров, лучше скажут сами гитисовские педагоги, глубоко встревоженные происходящим. Режиссерская кафедра всегда была и теперь остается сильнейшей кафедрой ГИТИСа. Теперь и ей придется столкнуться с трудноразрешимыми проблемами.

Но наиболее печально нововведения отразятся на театроведческой науке и театральной критике в ГИТИСе. Обучение театроведов вынуждено будет ограничиться первоначальной образовательной ступенью — бакалавриатом. Будущие театральные критики перестанут получать сколько-нибудь серьезное гуманитарное образование: нет нужды говорить о том, как это скажется на уровне нашей театральной журналистики. А профессия историка и теоретика театра вообще будет обречена на быстрое увядание. ГИТИС перестанет быть первой школой будущих историографов русской и мировой сцены. Из-под ног академического театроведения выбивается опора, и это как раз в тот момент, когда на свет появляются горы неизвестных документов истории театра ХХ века, дотоле томившихся в хранилищах и десятилетиями не допускавшихся к публикации; когда с невиданной доселе активностью работают маленькие коллективы ученых, занимающихся исследованием, комментированием и публикацией этих документов. Инна Соловьева и ее сотрудники только что выпустили монументальный том, впервые открывающий нам подлинную историю МХАТа Второго. Один за другим появляются тома собрания сочинений Вс. Мейерхольда — плод усерднейшего и глубоко методологически современного труда Олега Фельдмана и его помощников. Выходят переполненные интереснейшими фактами историко-документальные сборники «Мнемозина» под редакцией Владислава Иванова. Тот же Владислав Иванов вместе с Марией Хализевой составили первое полное собрание документов, связанных с личностью и творчеством Евгения Вахтангова; замечательный труд скоро должен выйти, и, уверяю вас, он, как и книга Соловьевой о МХАТ-2, станет событием в жизни нашего театра (не только науки о нем). И так далее, и так далее — не хочу утомлять читателя списками сочинений и хвалами их авторам. Но повторю еще раз: театроведческая документалистика действительно переживает сейчас подлинный расцвет. 

Всё это выпускники ГИТИСа разных лет, питомцы его школы — от эпохи его сказочного расцвета в жутковатые послевоенные годы до совсем недавних времен. То же можно сказать и о современной театральной журналистике: чуть ли не все крупные наши критики когда-то учились в ГИТИСе, а то и недавно его окончили. Вы можете сколько угодно не соглашаться с их суждениями, отвергать оценки. Но трудно отрицать, что их сочинения редко уступают работам лучших западных коллег, а порой и серьезно их превосходят.

Как теперь будут строиться биографии молодых людей, призванных работать в нашей профессии? 

То, что сумело уцелеть, с грехом пополам пережить самые тяжелые времена нашей истории и как-то, пусть с большими потерями, выжить, не совсем себя утратив, — теперь, в эпоху громозвучных свобод, оказалось на грани гибели. Новое российское чиновничество со снайперской точностью выбирает мишени для уничтожения, отождествляя модернизацию форм существования социума с ликвидацией исторического опыта.

P.S. Все помнят о событиях 2009 года, когда нам пытались навязать гротескную фигуру нового ректора. Тогда все театральное сообщество России (кто мог предположить, что оно еще существует?) твердо встало на защиту ГИТИСа; сказали свое слово пресса и телевидение — и авторы дурацкой идеи с позором ретировались. Похоже, на этот раз они собираются взять реванш.