Above: The Color Wheel
Зрители, покупавшие билеты на спектакль «VSPRS», сознательно платили деньги за скандал: в пресс-релизе фестиваля «Территория» бельгийская постановка названа «провокационной и шокирующей».
Стремясь подготовить публику к предстоящему зрелищу, кураторы «Территории» оказали опусу медвежью услугу. Провокация на самом деле должна быть внезапной, а эпатаж – давно нормальный бизнес: в кино, в живописи и в литературе вовсю торгуют скандалами оптом и в розницу. Но оказалось, что Алан Платель, постановщик «VSPRS», не для скандала соединил десять танцоров, живой оркестр, певицу-сопрано и современную аранжировку музыки Монтеверди.
VSPRS — это сжатое до скороговорки Vespers («Вечерня»), английское сокращение названия оратории «Vespro della Beata Vergine» («Вечерня Пресвятой Деве»).
Отсылки к христианству начнутся сразу же: намекая на евхаристию и «хлеб наш насущный», юноша на авансцене будет яростно грызть предмет, похожий на буханку, запивая его водой из пластиковой бутылки. Потом появится девица, бросит в зал крик «Я знаю, но я все равно попробую» и начнет перечислять знаменитостей всех времен и народов: Мария-Магдалина, Человек-паук, Астерикс, Кощей Бессмертный, Люди Х, Рэмбо, Снегурочка, Шерлок Холмс, Чапаев и Алла Пугачева. Будет ползать странное существо, у которого в один рукав платья просунута рука, а в другой – нога. На сцене будут, сильно заикаясь и не умея выговорить, выкрикивать слово «смерть», виртуозно булькать горлом, трясущимися руками запихивать в рот туфлю и судорожно сдирать с себя одежду, чтобы изжить удушье.
Коллаж этюдов продлится до финала: Платель внушает мысль, что его нарочито бессвязный опус есть модель мироздания, в котором, как известно, энтропия растет не по дням, а по часам.
А судьба наша (в виде перманентной истерики) застряла где-то на полпути между молитвенным собранием и камланием сатанистов. Плателю, правда, неясно, от природы мы такие половинчатые козлы, или треклятая жизнь всех сталкивает с катушек.
У этого режиссера и хореографа в труппе сплошь универсальные гении – его певица танцует, а танцовщики поют. Выражение «наступить на горло собственной песне» тут надо понимать буквально: певицу в какой-то момент пытаются задушить, а потом она сама внезапно замолкает, словно на середине арии получила затычку в рот. Здесь боксируют, развинченно твистуют, танцуют латино и брейк, выдают русскую присядку, виртуозно спотыкаются, мелькают кроссовками, пуантами, каблуками, босыми ногами. И прыгают с разбега на стенку под стонущее «аллилуйя». На этот вселенский пластический винегрет смотришь, не отрываясь: нервные и дерганые артисты Плателя – скорее акробаты и гимнасты, чем танцовщики. Телесным самовыражением они владеют божественно. Нужно долго учиться, чтобы развернуть бедра под таким немыслимым углом к торсу, да еще стоя на руках. И нужно уметь так трястись, чтобы тело оставалось неподвижным, двигался один лишь бюст, или ходить, просунув голову под собственное колено.
Вы спросите, где же обещанный эпатаж? Был, а как же. Кричали слово «писать» без первого слога, звучало «стихотворение об одинокой какашке», тела тряслись в коллективной мастурбации... Шаловливые телодвижения совершались под хохот и крики «браво». Никто из публики не ушел, возмущенно хлопнув дверью. А после акта исполнители воздели руки к небу, затихли и повалились на пол, на фоне то ли зловещей, то ли умильной улыбки старушечьего лица, спроецированного на задник. Из него рванул луч света, и вдруг стало ясно, что изогнутые каркасы декораций, покрытых белыми лоскутами, – не стена и не гора, как казалось вначале, а громадные крылья ангела (видимо, павшего).
«Эпатаж» – кстати, виртуозно проделанный пластически – обернулся метафорой ослепительного взлета, пика жизни, после которого сам черт не страшен.
И понимаешь, что постановщик не от скуки раздробил на куски сакральную ораторию и не развлечения ради слепил притчу об аде внутри нас из полубезумных картинок. Для Плателя подлинное искусство похоже на исповедь: он помнит, какие потоки грязи могут вылиться, если простые смертные начнут каяться в грехах. Бельгийский спектакль предназначен для тех, кто ходит в театр думать, а не отдыхать после тяжелого трудодня. Не случайно сидевший рядом со мной юноша интеллигентного вида перед началом читал книгу «Что такое философия и зачем она?»
Above: Fake It So Real
