MUBI is ecstatic to take you on a surreal new adventure with indefatigable globetrotting auteur, Werner Herzog. Filmed guerrilla-style in Japan, Herzog’s unique dramatization of the real phenomenon of renting family members and social stand-ins explores the uncanny essence of human relationships.
Описание: Необыкновенно красочная фольклорная работа театра "Юньмэнь" -- во многом прямая противоположность суровому аскетичному экспрессионизму "Семейных портретов". В общем, по весне такое в самый раз и смотреть!
"Девять песен" вдохновлены одноименным классическим циклом ритуальной поэзии, написанным Цю Юанем в 3-ем веке до н.э. Исходные стихотворения часто выражают сожаление о том, что боги редко являются людям, а если и являются, то совсем ненадолго. Именно поэтому представлению предпослан подзаголовок "А боги так и не пришли..."
В последних частях Линь Хуай-минь трактует классический ритуал поклонения усопшим как траурную службу по жертвам недавних политических событий, и голос за кадром зачитывает выдержки из списков имен пострадавших в перипетиях недавней истории Китая и Тайваня.
"А боги так и не пришли..."
1. Приготовление к встрече богов.
2. Поклонение богу солнца.
3. Поклонение божествам судьбы.
4. Поклонение богине реки Сян.
5. Поклонение богу туч.
6. Поклонение духу гор.
7. Поклонение павшим.
8. В память об усопших.
Дополнение к рецензии:
Хореография: Лин Хвай-мин (Lin Hwai-min), композитор: И.С. Бах (фрагменты из «Шестой Сюиты для виолончели соло»), исполнители: 'Небесные врата' /Клауд гейт данс театр (Cloud Gate Dance Theatre Of Taiwan).
Для китайца образ 'лунной воды' (Суей Юей) имеет множество смыслов. Хореографа вдохновляли два классических китайских образа: «Цветы в зеркале и луна на воде – иллюзорны», а также «Энергия течет как вода, дух сияет как луна». Постановщик отталкивается от этого образа, чтобы создать поэтичное представление, проникнутое духом даосской философии. На фоне черного пола белый, как бы струящийся шелк костюмов подчеркивает строение тел танцоров, их скульптурную выразительность. Движения завораживающие, тягучие. Порой кажется - невыносимо тягучие... Все действо отражается в мерцающих зеркалах, а в финале сцену заливает вода, чтобы стать огромным зеркалом, символизирующим иллюзорность наших представлений о мире.
Тайваньскому театру танца 'Небесные врата' больше тридцати лет. 'Небесные врата' - название самого древнего ритуального китайского танца, которому уже пять тысячелетий. В 1973 году балетмейстер Лин Хвай-мин использовал этот классический термин для названия первой современной танцевальной труппы на 'китаеязычном' пространстве. Теперь коллектив знают во всем мире. Называют 'ведущим театром современного танца Азии'.
Основатель и арт-директор труппы Лин Хуай-мин - одновременно знаток и древнего искусства китайской оперы, и классического балета. Лин Хвай-Мин разносторонен как человек эпохи Возрождения. Этот тайваньский интеллигент руководит театром танца «Клауд Гейтс» (традиционно переводится как «Небесные врата», хотя на самом деле означает «Облачные врата»), пишет книги – последняя из них, «Цикада», стала всетайваньским бестселлером, руководит фестивалями и преподает танец. Критики сравнивают его с Уильямом Форсайтом, Пиной Бауш и другими мэтрами современного танца. Главное ноу-хау Лииа Хвай-Мина – он научился объединять в строгом и ладном хореографическом рисунке новейшие приемы танца модерн и движения, заимствованные из стиля «тайци-цюань», кунфу и пекинской оперы.
Рецензия Владимира КОТЫХОВА (курьер 'Культуры')
В сочетании с элементами танца-модерн и классического балета "Лунная вода” производит завораживающее впечатление. То, что происходит на сцене, напоминает сон, где все слегка размыто, иллюзорно, таинственно. Сцена погружена в полумрак, и лишь центр ее светится серебряным, лунным светом. Артисты не танцуют, а словно плывут в сценическом пространстве, их движения замедленны, и невозможно понять, когда одно па переходит в другое. Движения переливаются, перетекают одно в другое, и создается впечатление бесконечности танцевального действа.
Танцоры плетут пластические узоры с такой сосредоточенностью и отрешенностью, будто исполняют ритуальные храмовые танцы. Белый цвет их одежд придает танцу особую чистоту, а трепетание рук можно сравнить с мощными и нежными взмахами лебединых крыльев.
Когда, уже ближе к финалу, сцену заполняют легкие водяные струи, сравнение артистов с лебединой стаей только усиливается. Кажется, что по серебрящейся водной глади тихо плывут гордые и красивые птицы.
Что до воды, то в современном танце немало хореографов, использовавших воду в своих постановках. У одних она лилась потоками, у других бурлила и пенилась, а были и такие, кто переносил танец в бассейн. У тайваньских артистов отношения с водой особые, здесь нет агрессии, желания поразить публику взметнувшимися фонтанами брызг или эффектно поплескаться в водных струях, демонстрируя облепленные мокрыми костюмами тела. Вода едва покрывает сцену, а игра с ней артистов осторожна и трепетна. Легкие всплески, искрящиеся на свету брызги и танец, омытый водой. Хореограф Лин Хваймин создает поэтичное представление, где соединяются энергия воды и человеческого тела.
This summer, MUBI is excited to host a new series dedicated to the best of contemporary Brazilian cinema. Filmmaking in Brazil has undergone many disparate phases, from the French New Wave influenced Cinema Novo—a movement for whom film aesthetics were a political act—to the São Paulo-born underground cinemas of the late 1960s, and all the way through to more recent (Oscar favorites!) Central Station and City of God. In the wake of the country’s modern-day political turmoil, Brazil’s filmmakers have recently been producing strikingly poignant, urgent cinema. With the aim of reflecting the eclectic nature of this recent upsurge, our selection embraces both the world of fiction and of documentary, from up-and-coming voices as well as established masters. Whether through the hypnotic clash between the indigenous and urbanized world as portrayed in The Dead and the Others, the genre-twisting nature of Good Manners, or Landless’ intimate observations of local political activism, these are all works that demonstrate how bold and tactful world cinema can be, remaining conscious of its own past yet still forward-looking.
