«Я не следую никакой школе, я просто танцую. Безумие считать, что в танце должна существовать какая-то норма, на которой построен классический балет, а все остальное — не танец. Танец может жить в любых формах. Главное — это точность пластического выражения мысли, эмоции. И дело здесь, конечно, не в технике классического танца, а в жесте, выражающем сущность происходящего с человеком. Не в том, как человек движется, а в том, что им движет».

«Икона Бауш» — так окрестил ее один из американских журналистов и, несмотря на чрезмерность эпитета, оказался в чем-то прав. Пина Бауш не просто вывела современный танец на качественно иной уровень, а создала новый стиль. К слову, ее Театр танца Вупперталь стал самым «продаваемым» товаром made in Germany на всемирном культурном рынке, а маленький, неказистый промышленный городок без достопримечательностей оказался местом настоящего паломничества любителей танца. Вот и доказывай потом, что подлинное искусство не может быть понятно массам.

Россияне впервые увидели ее на экране в феллиниевском шедевре-апокалипсисе «И корабль плывет» (1983). Ее слепая принцесса на ощупь играла в шахматы, невидящие глаза были точно обращены внутрь себя, к сути вещей, по лицу блуждала загадочная улыбка, и казалось, что она знает об этой тонущей цивилизации и равнодушном мире что-то такое, чего не дано постичь зрячим глупцам. Вторым культовым кинорежиссером, для которого Пина Бауш стала своеобразным талисманом и музой, оказался Педро Альмодовар. Отрывок из ранней Пины Бауш, мрачной, экспрессивной, изучившей все оттенки одиночества, становится своеобразным эпиграфом к его фильму «Поговори с ней».

Ее родители держали маленький ресторанчик в Золлингене и мало занимались дочерью. В пять лет ее привели на просмотр в балетную студию, где Пина легко исполнила все задания. С тех пор вопрос, кем быть, для нее не стоял. Училась у одного из основателей немецкого экспрессионизма Курта Йосса, стажировалась у Хосе Лимона и Энтони Тюдора, танцевала в «Новом американском балете» и труппе «Метрополитен-опера». Вернулась в Германию по зову своего учителя Курта Йосса. Возглавила танцевальную студию Фольгванг, а через четыре года, когда ей исполнились символические тридцать три — театр Вупперталь, о котором вскоре узнает весь мир.

Ее искусство летит поверх барьеров традиции — будь то традиция классического балета или традиция современного танца, который возвел на пьедестал естественный жест, не заботясь о том, что само по себе естество может оказаться и не сценичным. Она отказалась даже от телесных стандартов — когда на предыдущих гастролях в Москве к публике выбежал обаятельный очкарик, предлагая на ломаном русском чай-кофе зрителям первых рядов, публика ахнула — настолько не вязалось его появление с понятием «танец». Впрочем, очкарик быстро развеял все сомнения относительно своих превосходных танцевальных способностей. Очкарики, пухленькие или слишком высокие, или зашедшие далеко за границы «балетного» возраста, как знаменитый апологет Пины Бауш Доменик Мерси, европейцы, африканцы, азиаты, уникальные и объединенные в одно целое, зовущие к объединению свою публику — такова труппа, воспитанная (точнее, великолепно вышколенная) Пиной Бауш. В ее труппе нет этуалей и кордебалета — каждый имеет право на самовыражение и собственные открытия, каждый может почувствовать себя сотворцом на ее репетициях по 12 часов в день.

Пину Бауш интересует уникальность человеческой личности в контексте таких универсальных понятий, как любовь и насилие, тоска и одиночество, страх и агрессия, рождение и смерть, природа и человек. Когда-то ее спектакли были другими. В них царили черно-белые контрасты, экспрессия, граничащая с жестокостью, нервные срывы, одиночество, потерянность. Ее «Весна священная» взбудоражила даже видавший виды Париж (не говоря уже о девственной по части современной хореографии Москве) — экстатический танец обезумевших, полуобнаженных женщин на засыпанной торфом сцене (так, впрочем, искусно организованный, что оторваться было невозможно). Ее «Контактхоф» исследовал проблему человеческого общения: безмолвные баталии мужчин и женщин, светские «шутки» вроде заводной мыши, которой кавалеры пугали дам, жутковатое танго-медитация, во время которого, никем не замеченная, умирала одна из девушек, и, наконец, издевательства, которые изящно проделывали друг над другом женщины на каблуках и мужчины в смокингах — звериные инстинкты, прорвавшиеся сквозь хрупкие заслонки культуры. В ее культовом «Кафе «Мюллер» (единственном, где станцевала сама у себя Пина Бауш) люди плутали меж многочисленных стульев, не в силах выпутаться из ситуации-наваждения, найти пути друг к другу, вернуться к себе истинным. От этой лирической, предельно откровенной и безысходной исповеди перехватывало дыхание.

Трудно найти такого художника, чьи эмоции в течение жизни эволюционировали от экзистенциального отчаяния к пьянящему чувству полноты жизни. Пина Бауш и здесь пошла поперек течения.

Последние ее спектакли переполнены радостью и красками. Многие из них «вырастают» из самой жизни, точнее, из самых ярких ее впечатлений, ведь, отправляясь в путешествие, мы начинаем чувствовать и впитывать с удесятеренной силой. Из таких исследований-путешествий, когда уезжают в другую страну и бродят по городу (от блошиных рынков до фешенебельных ресторанов), коллекционируя эмоции и впечатления, родились «Страна лугов» (Будапешт), «Мойщик окон» (Гонконг) или «Мазурка Фого» (Лиссабон). В них улыбаются так, что невозможно не улыбнуться в ответ, съезжают на лыжах с огромных цветочных гор, заигрывают с водой, угощают публику вином и кофе, пасут кур, подшучивают над сизифовым трудом (что поделаешь, все мы в этой жизни немного Сизифы), жгут костры, качаются на качелях, сетуют на то, что человек за жизнь в среднем пять лет стоит в очереди и только две недели целуется, устраивают дефиле, охотно позволяют смеяться над своими недостатками, показывают детские фотографии. И, главное, танцуют — танцуют до самозабвения.

 «Мазурка Фого» (в переводе — огненная или праздничная, в ритмах танго, фадо и самбо) 1998 года, которую привезли на нынешний Чеховский фестиваль — из числа «радостных» спектаклей Пины Бауш. В ее прологе десятки рук поднимают и опускают актрису, которая стонет в микрофон так, точно транслирует самого Эроса. Рефреном всей «Мазурки» становится свободный полет и безопасное падение в чьи-то крепкие руки. Огромный задник-экран с помощью верного соратника Пины Бауш, художника Петера Паста, превращается в океан, точно хлынувший на сцену. Здесь много смешных сценок вроде дискотеки в хижине на берегу, катания на водяной горке или семейного обеда с обменом вставными зубами. Но еще больше чувственности, вожделения, страсти и… белой зависти европейца к латиноамериканской радостной телесности (фильм о виртуозных танцорах Кабо Верде, на фоне которых мельчают собственные исполнители — самоироничное тому подтверждение). Здесь собрана целая антология сексуальных игр, от самых невинных до жестоких. Но пресловутая война полов (а как же без нее?!) заканчивается великолепным умиротворяющим перемирием, когда представители обеих армий, женщины и мужчины, валятся на роскошный цветочный ковер. Прекрасный финал не только для спектакля, не правда ли?

Источник: http://www.kult-pohod.ru/themes/persona/pinabaush.phtml